Выступление перед спектаклем
«Чтение новой пьесы» Григория ГУРВИЧА
Недавно мы были в Польше, где жанр подвального кабаре никогда не умирал, всегда дышал вольно и глубоко. В частности, там есть такой театр - «Атенеум», и руководит им знаменитый в Польше Войцек Лунарский, поэт, бард, конферансье, режиссер. Он выходит перед таким маленьким красным занавесом с розой в петлице, такой шикарный, седовласый, веселый поляк и говорит: «Мы с Вами возвращаемся к стилю ретро, я напомню что такое старый стиль.
Это, разумеется, красивые женщины, остроумные, блистательные мужчины, элегантные костюмы и, самое главное, бурные овации во время появления на сцене художественного руководителя театра. Я, пожалуй, выйду еще раз».
Маленькая, казалось бы, страна Польша, а какой юмор.
В начале нашего с Вами века в стране, в которой мы живем, наблюдался взрыв интереса к новому театральному жанру, аналогичного которому страна до сих пор не знала. Этот жанр называется театр-кабаре, или театральное кабаре, или просто кабаре. Если сидящий в зале человек слышит слово «кабаре», то в его сознании, у большинства, полагаю, возникает в сознании непроизвольно, он не виноват в этом, образ такого заведения в порту, я думаю. И там в полном дыму танцуют полуголые одалиски, а на втором этаже их ждут пьяные матросы в нумерах. Я сразу хочу сказать, я против такого развлечения ничего не имею, считаю его по-лез-ным и обязательным. Но дело в том, что у нас в стране театральное кабаре исторически нечто глубоко другое. Надо сказать, что вообще это довольно грустный театр, хотя в нем всегда много смеялись. Но причина его происхождения на свет достаточно грустна, ну грустновата. Он родился в эпоху двух русских революций в 1908 году, когда атмосфера к шуткам, казалось бы, не располагала.
Вот представьте себе в стране идут демонстрации, забастовки, восстание по национальным окраинам, пустеющие полки магазинов зияют, и все ждут погрома. Я имею в виду 1908 год, извините. И в этой атмосфере, в Москве, появляется театр, который призван, людей развлекать и никакого парадокса в этом нет. Нет.
Действительно, в любой стране, где люди начинают бешено делиться, люди, которые вчера еще шутили над политикой на кухне, вдруг, понимают, что они делятся на левых, на правых, на кадетов, анархистов, большевиков, неформалов. И, потеряв чувство юмора, несомненно, они борются друг с другом до последней капли крови. Это их право, это их доблесть. И вот в таком обществе кто-то всегда берет на себя нелепую задачу веселить. Это наивно, тщетно, но неизбежно. Потом, в исторической перспективе выясняется, что это сделать не удалось, но, живя в этом обществе, люди этого не понимают. В таком обществе открывается театр-кабаре. Так было во Франции, в Германии и вот у нас. Первый такой театр назывался «Летучая мышь» и располагался он вот здесь. Представьте себе, что мы с Вами находимся в помещении первого в России театра — кабаре, который назывался «Летучая мышь». Это тот самый зал, это те самые ложи, то самое фойе, и та самая дверь. Мало того, совсем невероятно, но факт: никогда не менялся адрес этого дома. Рядом, до недавнего времени, была улица Горького, вокруг пока еще улицы Готвальда и других замечательных людей, а здесь всегда был Большой Гнездниковский переулок, мало того, всегда был дом номер десять. Сносы, переносы, перестройки, бомбы, взрывы, геноциды. Дом номера и адреса не поменял.
В этом помещении, в этом подвале, всегда был театр. Это невероятно. Вообще все российские кабаретные театры располагались в подвалах. Это не от бедности, как сейчас бывает с театрами-студиями, это от того, что подвал доброго старого русского дома — место, где абсолютно не слышно, когда на улице стреляют. Это отдельный закрытый мир, куда отдалялись, и, я думаю, туда удалялись по этой эстетической причине. Мы — в подвале.
Всегда были эти кресла. Я предполагаю, что этот патриотический цвет кресел был другим, как и качество кожзаменителя, и, кстати, чистота пола, но в целом, это то самое место. Над нами десять этажей особняка Нирензее, первого русского небоскреба, между прочим. Архитектор Нирензее строил этот дом для богемы. Он полагал, что здесь будут жить артисты, артистки, поэты, литераторы, художники. Так оно и было, поэтому ни в одной квартире не спроектировал кухни. Это такой странный каприз, концептуальный. Предполагалось, что человек искусства не должен себе готовить, от волос актрисы не должно пахнуть луком — что он там себе придумал, что он себе навоображал, этот немец. Чудно пахнет луком от волос любой актрисы, обычный нормальный запах. Странный дом. Я бывал в этих квартирах. Рядом с гобеленовыми стенами, с шикарной лепниной полуколонн люди, теперь уже, впихнули плиты, туалеты, ванны, в коридорах витают бешеные запахи. Но тогда кухонь не было, зато на крыше были летний кинотеатр, ресторан, зимний сад. И по звонку, потому что кнопка была в каждой квартире, могли вызвать к себе на дом завтрак, обед, ужин. Правда, кнопки я еще застал, кое-где, остались.
В подвале работал театр кабаре. В начале на сцену выходил толстый человек в смокинге, говорил какие-то слова. Это, как видите, удалось восстановить. В углу сидел оркестр, и он так же был одет. В двадцатом году «Летучая мышь» покинула страну, приземлилась сначала в Париже, потом на Бродвее в Нью-Йорке, объехала весь мир и со смертью Н. Балиева, а создателем был Никита Балиев, вырастивший этот театр из капустников МХАТа, и его друг и соратник Тарасов, артист МХАТа, театр закрылся.
Теперь мечтается не навсегда. Я далек от мысли что нам , мне и моим товарищам, удалось открыть секрет производства этого жанра, такого короткого философского анекдота, что ли, сценической миниатюры, смешной, грустной и музыкальной одновременно. За ними стояла вся культура XIX века, непрерывно развивавшаяся, за нами — руины, тут хвастать нечем. Но, тем не менее, распавшуюся связь времен надо пытаться как — то восстанавливать. Я думаю, главная задача человека, который полагает себя интеллигентом, — в этом.
Итак, «Летучая мышь» исчезает из Москвы в 20-м году. На кого хватило программок, я прошу посмотреть на фотографию оставшуюся нам от этого театра с заглавием «Чтение новой пьесы». ЭТО имеет отношение к сюжету. Так называется фотография, так называется книжка, так называется пьеса, которую вам сейчас доведется увидеть.
Есть некая тайна, произошедшая на этой сцене семьдесят лет тому назад. Этот театр сфотографировался так вот на прощание. Он из Москвы не уехал, не сбежал, я бы сказал, исчез. Какая-то мистическая история, что-то произошло, загадочное и таинственное, воля Ваша, на этой сцене без малого семьдесят лет тому назад. Что произошло? И что за пьеса на руках у человека, который сидит там на полу. Вот на это тему мы с вами и порассуждаем....
Я желаю вам приятного просмотра. Григорий ГУРВИЧ
|
