| |
Любовь не имеет прошедшего времени
Гри-ша... В звучании его имени есть что-то домашнее, детское: “гри” – нежное позвякивание белых фарфоровых слоников на старинном бабушкином пианино, “ша” – шум моря на пляже, то ли бакинском, то ли одесском...
Десять счастливых лет мы играли с ним в чудесную детскую игру – в артистов, режиссеров, дирижеров. Играли в театр.
Всем нам, кто работал с ним, он дал счастье заниматься именно тем, что мы больше всего любим и лучше всего умеем.
Репетируя с ним, мы вдруг выяснили, что театр не только тяжелый труд, бесконечные скандалы и бессонные ночи. “Театр – это легко. Театр – это приятно. Театр – это удовольствие” - повторял он. И не только повторял, но и создавал в работе ту особую атмосферу беззаботности и баловства, которая и вправду бывает только в детстве. Вот так, ребячась и валяя дурака, мы за десять лет, незаметно для себя, сделали семь спектаклей и три телефильма. В этом и заключалось его отношение к жизни, которое он подарил нам. Дар этот бесценен, и мы счастливы, что можем сегодня повторить за ним: “Жизнь – это легко. Работа – это приятно. Театр – это удовольствие”.
А еще он доказал, что театр в России может быть не только угрюмым и скучным, но и веселым, увлекательным, захватывающим; и не только полупустым и прогорающим, но и до отказа набитым зрителями и поэтому успешным.
Не обласканный властями и не отягощенный наградами и званиями, которые, как вериги, давят к земле, он был для всех просто Гриша Гурвич – самый остроумный и обаятельный человек в Москве. Из всех возможных наград он получил лучшую: любовь публики и непрерывные, на протяжении десяти лет, аншлаги на его спектаклях и капустниках – аншлаги, которые он продолжает собирать и после своего ухода.
Наверное, когда-нибудь потом ему воздадут должное критики. Напишут, что он обогатил театр и кино новой стилистикой, возродил в России жанры кабаре и мюзикла... Отметят, что он изменил облик телевидения...Расскажут, что он был лидером поколения, выразителем мыслей и чувств... Назовут его “видным деятелем отечественной культуры конца ХХ века”...
Все это будет. Но для нас он останется просто Гришей, который, однажды изменив нашу судьбу, навсегда привил нам вкус к жизни.
Любовь не имеет прошедшего времени. Для нас ничего не кончилось. Остались его идеи, замыслы, сценарии. Каждый день мы видим его лицо на телеэкранах, слышим его голос, читающий эпиграфы, на наших спектаклях. Кажется, вот сейчас он вылетит из кулисы на сцену, сияющий и абсолютно счастливый, и подхватив нас за руки, пойдет - нет, побежит кланяться.
Любовь не имеет прошедшего времени. Мы любим его - нашего Гришу, чья жизнь, кажется, была предначертана мелодикой его имени. Он никуда не исчез, а просто растворился в пляжной волне, оставив нам ее мерное и тягучее шуршание, и еще чуть слышное позвякивание белых фарфоровых слоников, к которому мы с тайной надеждой будем прислушиваться всю жизнь.
|
|
|
